Граф Толстой и достоевщина

Писатель Лев Толстой был граф, ненавидел царский режим и все делал для того, чтобы тот рухнул.

Царский режим графа Толстого тоже недолюбливал, однако никаких мер в отношении него не предпринимал, хотя в соответствии с царским УК, граф давно заработал себе бесплатную путевку в Петропавловскую крепость.

Граф никогда не сидел в тюрьме, но всем говорил, что постоянно мечтает о том, чтобы очутиться на нарах и получить удовлетворение. С этой целью Лев Толстой жестоко дразнил царский режим и издевался над ним в особо циничной форме.

Царский режим был хорошо информирован о желаниях графа, но не хотел, чтобы граф Толстой получил удовлетворение. Кроме того, режим боялся, что опальный писатель напишет в крепости роман Чернышевского «Что делать?» и призовет Русь к топору, после чего его доверчивые мужики спалят Ясную Поляну, а графа придется обеспечивать за казенный счет новой жилплощадью.

Поэтому царский режим сажал не графа Толстого, а его толстовцев, добровольно распространявших издевательские сочинения графа над царским режимом. Так царизм жестоко издевался надо Львом Толстым, несмотря на многочисленные обращения трудящихся и требования реакционной общественности найти и примерно наказать его сиятельство за богохульство и прочие антигосударственные непотребства.

Граф рвал себе в отчаянии бороду и даже забывал обуваться вместо английских штиблет в лапти, когда выходил к мужикам. Ему было горько и больно оттого, что сажали в Петропавловскую крепость не его, а распространителей его издевательских произведений.

Однако добиться того, чтобы на него надели кандалы вместо лаптей, у графа все не получалось.

Каждый раз, поручая новому, активисту, нанятому секретарем Чертковым вместо прежнего, посаженного, распространить издевательские произведения, Лев Толстой надеялся на то, что у ж на этот раз посадят его, а не толстовца-добровольца. Некоторые распространители тоже на это надеялись, но все их надежды оставались тщетными.

Так продолжалось довольно долго, покуда графу не стали приходить по почте пожелания посидеть вместе с ними в Петропавловской крепости.

В ответных письмах граф напоминал своим агентам-доброхотам, что, во-первых, распространять свои произведения он никого не заставлял, и они это делали сознательно и добровольно;

во-вторых, он уверял, что очень страдает от того, что не может сесть в тюрьму;

в-третьих, заверял, что страшно мучается от того, что они сидят из-за его произведений в тюрьме;

а в-четвертых, подчеркивал, что его сидение в Ясной Поляне в такой ситуации куда горше сидения на нарах Петропавловки, потому что помимо совести, его постоянно грызет Софья Андреевна.

И тогда между распространителями прошел ропот. Стали поговаривать, что отдавая людей в медвежьи лапы кровавому режиму, граф Толстой стремится извести под корень оппозиционный актив. Иные договаривались даже до того, что граф Толстой подрабатывает на условиях сдельной оплаты в царской охранке. От этого Лев Толстой мучился еще страшнее и пуще прежнего озлоблялся на царский режим.

Ехидный брат Толстого Петр Столыпин посоветовал ему через общего знакомого грохнуть топором старуху-процентщицу и сесть в тюрьму по бытовой статье. Это было сущим издевательством: мир сказал бы, что это плагиат из Достоевского, а Лев Толстой себе такого позволить не мог. И уж совсем смешно было бы рубить топором Софью Андреевну. К тому же присяжные наверняка оправдали бы графа в обоих случаях, не прибегая к услугам плевак, стасовых и прочих керенских по мелочи.

Лев Николаевич Толстой любил женщин с тонкой с изломанной психикой не меньше, чем писатель Федор Михайлович Достоевский. А то и поболее.

В противном случае он не принимал бы у себя в Ясной Поляне динамитчиц и бомбисток, каких вешали в эпоху столыпинской реакции. Активным участием в их непростой судьбе и жизни граф жестоко травмировал свою верную супругу графиню Софью Андреевну.

В отличие от графа Льва Николаевича Толстого писатель Федор Михайлович Достоевский жену свою жалел, и чтобы не огорчать Анну Григорьевну Достоевскую визитом дамы, типа Настасьи Филипповны, «выпускал пар» в казино, проигрываясь в пух и прах. Но какой русский не любит быстрой езды и острых ощущений?

Волевая Софья Андреевна Толстая в отличие от кроткой Анны Григорьевны Достоевской гневалась, но поделать со слетавшимися в ее дом беззащитными существами, ничего не могла. У графа же была железная отговорка: он-де, учит революционисток вегетарианству и непротивлению.

То, что граф, не щадя живота своего, пытался превратить экзальтированных насильниц в умильных непротивленок, весьма настораживало графиню, поскольку нередки были случаи, когда после очередного сеанса непротивленчества ее муж сбегал из Ясной Поляны, а царский режим вместо того, чтобы приструнить графа, смотрел на его шалости сквозь пальцы.

Так жили, мучали и изводили друг друга царский режим и Лев Толстой. А когда Толстой помер, режиму нечем стало больше жить, и он рухнул. А графу всего-то и хотелось, чтобы его прилюдно и от всей души выпороли.

Отвечая на вопросы корреспондентов по поводу взаимоотношений графа Толстого и царского режима д-р Фрейд всегда бормотал что-то невразумительное, хотя диагноз был ясен, как слезинка ребенка:«Достоевщина».