Однако ж как покидает этот свет безвольный монарх Федор, разрешивший запретить тобакокурение в России, а вслед за ним и оказавшийся не в курсе затеиваемого масонским правительством патриарх, политика государства вновь направляется на истребление подвластного Романовым народа — загранице вновь дается «зеленая улица» в нашей стране.
Спаивание же народа вновь перекладывается на государственные рельсы. Вот что сообщает на эту тему королеве Швеции в своем послании от 31 января 1652 г. ее поверенный по торговым делам в России Иоганн Родес. Алексей Михайлович, по его словам, имеет от спаивания народонаселения России достаточно немалую выгоду:«в своих доходах свыше 400 000 рублей, которые он ежегодно (получает) с водки от “кабаков”» [409] (донесение № 17, с. 96).
По тем временам эта сумма финансовых средств, получаемая этим всех и вся рекордсменом по богомолью, выглядела просто колоссально. И здесь стоит лишь рассмотреть цифры, которыми обозначена цена на продаваемую в те времена спиртную продукцию, чтобы понять всю корысть этого лишь на показ замоленного с ног до самой до головы перемоленного под стать нашим нынешним, что уже на самом деле, бизнесмена.
Во времена правления Алексея Михайловича десятилитровая бочка пива стоила 2 рубля [460] (с. 44). А в ведре, как известно, 10 литров. То есть 20 кружек пива (и это оптовая — бочечная цена!) стоили 2 рубля. То есть кружка пива — 10 коп. А ведь цена на корову тогда доходила где-то до полутора рублей. В корове 300 кг мяса. То есть 1 кг мяса стоил 2 коп. То есть кружка пива, что определяем, Алексеем Михайловичем продавалась по цене 5 кг мяса!
Сейчас пиво стоит 50 руб., а 2 кг мяса ну никак не менее 600 руб. А ведь копейку при Алексее Михайловиче стоили 5 кг ржи! Из которых пива выйдет литров под 15. То есть грабеж народонаселения при нем просто поражает.Но ведь и это еще не все. Мало ему было грабить своего подданого по средствам лишь легких горячительных напитков. При нем столь выгодную для Алексея Михайловича:
«…продажу пива и меда отодвигали на второй план… Естественно, что торговать в кабаках водкой на разлив без закуски было намного выгоднее, чем менее хмельными медом и пивом, да еще с закуской. Охмелевший “питух” (старославянское — пьющий, пьяница) становился заложником своего порока, проматывая порой все имущество своей семьи» [457] (с. 651–652).
Так что целью «Тишайшего» и его подручных являлось споить и раздеть русского человека донага — сделать его голодным и нищим, тем и не допустить его до вполне законного при государственном закабалении все сметающего на своем пути русского бунта. Отбирается же эта власть у русского человека, как и у предшественников «Тишайшего», в пользу все той же патронирующей Романовых заграницы.
И вот лишь когда иноземному здесь безраздельному владычеству приходит конец: под давлением вступившего во властные структуры Никона.
«…уже через семнадцать дней после его поставления патриархом, 11 августа 1652 года, был издан указ, ограничивавший и даже совершенно запрещающий продажу водки по праздникам и некоторым постным дням…» [277] (с. 160).
Причем, и количественно целовальникам запрещалось отпускать спиртного выше устанавливаемой Никоном нормы:
«одному питуху более одной чарки не давать, вина в дом и под залог не продавать, душегубств не чинить, священство и иноческого чина в кружечные дворы не впускать и пр.» [456].
Причем, кабаков этих держать позволялось не больше одного на город. А:
«В небольших и малолюдных селах держать их вовсе запрещалось» [457] (с. 487).
Но и это было еще не все, сделанное Никоном в первые же месяцы своего восшествия на Патриаршество для обуздания влезшего при Романовых в Православный мир басурманского западного иноверчества и самих его носителей — западных басурман. Последовавший за ним:
«…указ 4 октября того же 1652 года запрещал иностранцам-иноверцам проживать в самой Москве и предписывал им переселиться в особую слободу на берегу реки Яузы» [277] (с. 160).
«4 октября 1652 г. было указано отвести у Яузы, в Иноземной Слободе, земли для строений иностранцев (И. Собр. Зак., I, № 85)» [409] (примечание 198).
До этого же момента иностранцы целиком и полностью властвовали в Москве, отданной им Романовыми на разграбление. Именно они и занимались спаиванием москвичей по средствам исключительно им и разрешенного правительством Алексея Михайловича, а несколько ранее Михаила Федоровича, владения корчмами. Да и понастроили здесь, между прочим, своих церквей, которых при Борисе Годунове в Москве не было. О чем свидетельствует побывавший в Москве в 1602 г. голштинецАксель Гюльденстиерне:
«…в городе нет немецких церквей… а равно нет здесь немецкого священника… кроме тех, что (находятся) в Немецкой слободе» [415] (с. 39).
Но водворяются на Русском троне Романовы. И иностранцы сразу же начинают селиться в Москве и строить здесь свои церкви. Мало того, бусурманам разрешается использовать русских людей в качестве слуг. Чему ставит предел лишь Патриарх Никон. Вот как комментируют иностранцы плоды его деятельности.
Швед Иоганн Родес в депеше от 23 марта 1652 г. жалуется своей королеве:
«При здешнем правительстве с некоторого времени объединены (собрались на собор) все духовные (лица)… однако плоды их деяний так горьки… первым плодом этого было то, что открыто (всенародно) было опубликовано и провозглашено, что ни один русский впредь не должен более служить у некрещенных язычников, под чем они разумеют всех чужестранцев в совокупности, под (страхом) того наказания, что тот, кто будет найден у чужестранца… будет в первый раз бит “батогами” (Padoggen), во второй раз — “кнутом” (knuht), или плетью, а в третий раз… оба уха будут (у него) отрезаны, и в опале будет сослан в Сибирь, а тот, кто его задерживает, привлекается к такому же наказанию. Это теперь строго исполняется… Также хотят объявить, что у всех тех (иностранцев), которые имеют здесь поместья (landtguter) и не хотят позволить себя перекрестить, будет их имущество обратно отнято» [409] (донесение №18, с. 98).
Что и было вскоре исполнено, на что и жалуется Родес в своем письме от 4 февраля 1654 г.:
«В прошедшую субботу по побуждению патриарха (Никона) всем голландским купцам и иностранцам, сколько ни жило их во всем городе и пощаженным до сих пор ради их больших каменных домов и большого количества товаров, было серьезно объявлено… в четвертом часу ночи посредством большого количества “стрельцов”, чтобы они (иностранцы) удалились из своих домов и из города и поселились на поле [куда два года тому назад должны были отправиться и строиться также офицеры и другие немцы] под угрозой, что если они, самое большее, в следующий понедельник будут еще в городе, то они будут не только выгнаны силой, но и их товары будут конфискованы» [409] (с. 238).
И в таких своих бедствиях швед Родес обвиняет ни кого там еще иного, как исключительно Патриарха Никона. Так что не только спаиванию, но и вообще засилию инородчины, что отмечают и сами иностранцы, в благословенные годы правления Патриарха Никона, приходит конец. Сами же виновники пьянства, причем, под серьезной угрозой конфискации их имущества, убираются из Москвы в свой Кукуй.
И вот как здесь с поклонением Бахусу в те времена обстояло дело. Свидетельствует Павел Алеппский (1655 г.):
«…жизнь московитов очень стеснена и никто (из чужестранцев) не в силах переносить ее стеснений: человек видит себя постоянно как бы в тюрьме, ибо если кто проступится в чем-либо или напьется пьян, то подвергается всяческим унижениям, а под конец заточению. Потому… все купцы… живут в страхе Божием и смирении» [371] (гл. 6, с. 25).
То есть, вопреки устоявшемуся при Романовых обычаю, иностранцам гадничать на улицах Москвы во времена патриаршества Никона запрещалось. Своим, что и понятно без комментариев, так и тем более. Так что возвращались благословенные времена Ивана Грозного, когда русского человека, на что сетует Михалон Литвин, спаивать было строжайше запрещено.
Однако ж после своей победы над Никоном Алексей Михайлович вновь узаконивает спаивание русского населения России.
«…в 1659 г. головам и целовальникам последовал приказ, чтобы… питухов с кружечных дворов не отогнать» [457] (с. 487).
То есть вновь разрешалось напиваться до поросячьего визга. Понятно дело, за разрешениями последовала и привычка населения страны использовать эти «свободы» в ущерб в том числе и своему здоровью. В православной стране, где пьянством никогда и близко не пахло, появляются любители нахрюкаться. И вот, спустя лишь шесть лет, уже перед самым свергшим Никона с Патриаршества собором, какую картину замечают иностранцы в ранее трезвенной просто до скучности и чуть ли ни тоски столице России. О последствиях Пасхи сообщает в своем дневнике от 7 апреля 1665 г. участник голландского посольства в Московию Николас Витсен:
«Улицы были заполнены пьяными: многие лежали в грязи, как свиньи, без сознания, другие вплоть до рубахи все пропили, отдав все в казну царя» [361] (с. 154).
То есть, отдав Алексею Михайловичу, державшему в своих руках для спаивания русского человека это им изготовляемое пойло, вообще все то, что им удалось к тому времени заработать. А ведь лишь совсем недавно в 1652 г. на соборе, организованном при вступлении Патриарха Никона на Патриаршество, было постановлено:
«…продажная цена вина определялась ценами на винокуренные материалы» [457] (с. 487).
То есть на спиртном даже государству подрабатывать запрещалось!
Однако ж наш «Тишайший», как загнал в Новоиерусалимский монастырь Никона, порешил такое дело отменить:
«…“непременно”… собирать доходов более “противу прежнего времени” [458] (с. 5)» (там же).
И наваривать деньги на массовом угроблении как здоровья, так, в случае летального исхода очередного алкогольного отравления, и жизни своих же верноподданных…
А вот что примерно в те же годы записывает на эту тему другой голландец — Ян Стрюйс:
«Нет государя, который получал более доходов с откупов. Например, в Новгороде есть три питейных дома, из которых каждый платит ему 10 000 ливров за право продажи; а так как их существует безчисленное множество в Москве и во всем царстве, то из этого можно заключить, что богатства царя громадны» [327] (с. 59).
Вот для чего он заводит у себя этого строгого Патриарха. С помощью Никона он от засилья инородчины, усаженной в России стараниями Филарета и Михаила, освобождается, а освободившись затем и от самого же Никона, продолжает спаивание народа. Но, что уже на этот раз, в свою собственную пользу:
«Каждое ведро обходится в 30 коп., а продается за 100 или 120 коп…» [375] (гл. 3, с. 13).
Ох, как все это похоже на наш некоторыми и по сию пору обожаемый до слез совок. Причем, большевики даже сильно усовершенствовали этот способ обирания до нитки своих верноподданных. Ведь цена на водку государством в ту пору была установлена 3 руб. 62 коп. (и это в самом дешевом исполнении), а себестоимость даже не водки, а спирта, была что-то порядка 10 копеек за литр. То есть себестоимость изготовления водки составляла менее 1,5 % от ее цены в розничной торговле.
Но и табакокурение, после отобрания власти у Патриарха Никона, Алексеем Михайловичем вновь узаконивается. О чем сообщает в своих реляциях в Англию, побывавший в 1663–1664 гг. в Москве англичанин Гвидо Монт:
«В настоящее время табак употребляют свободно, так как за этим мало следят и вовсе не штрафуют за его продажу» [424] (с. 21).
Так что истинное лицо Алексея Михайловича, а в особенности на фоне все более проясняющегося образа Патриарха Тихона, становится все более различимым.
Но и инфляция, явно разорившая тогда русского человека, слишком здорово напоминает времена «приватизации» имущества СССР времен «перестройки»:
«…в 1633 году за один рубль серебряный надобно было давать уже 12 медных. Наступила страшная дороговизна; указы, запрещавшие поднимать цены на необходимые предметы потребления, не действовали…» [178] (с. 54).
Вот один из примеров. На этот раз сообщается о фокусах, которые устраивал с понижением и повышением курса рубля уже сын Михаила — наш эдакий историками поименованный «тишайшим» царем, чуть ли ни недоделком каким, но на самом деле хват, почище Горбачева с Ельциным, — Алексей Романов. Новый гостиный двор, как сообщает швед Кильбургер:
«…наилучшее здание во всей Москве и построен теперешним царем 12 лет тому назад, когда в стране были еще в ходу медные деньги, причем была употреблена такая хитрость, что рабочим платили медными деньгами, но тотчас по окончании постройки их отменили и выкупили обратно за очень низкую цену» [196] (с. 172).
И вот каковы были наказания тем, кто пытался в эту доходную статью царя втиснуться сам. Свидетельствует Ян Стрюйс:
«За подделку монеты заливают рот расплавленным свинцом» [327] (с. 60).
Однако ж обогатиться на разорении русских людей этот «Тишайший» так и не смог. Слишком много оказалось желающих погреть руки на разорении России вместе с ним. Вот что сообщает на эту тему Патрик Гордон, не мене всех иных жителей тех лет Московии возмущенный этой неудавшейся аферой царя страны Русских. Причиной страшного по тем временам падения курса рубля:
«…было то, что большое количество оной [фальшивой медной монеты — А.М.] ввозилось тайком из-за моря, а в Москве и других городах чеканилась частными лицами. Было поймано много фальшивомонетчиков, каждому из коих отрубали руки, били кнутом и ссылали в Сибирь, изъяв имущество в казну, но ничто не помогало» [347] (с. 117).
Деньги же наши продолжали обезцениваться, что производило опустошение страны ничуть не хуже иноземного нашествия.
Коллинс добавляет, что эта реформа подчистую уничтожила и русского предпринимателя. Русское купечество при Алексее Михайловиче практически прекратило свое существование. У русских купцов:
«…силой брали товары за медные деньги, а медные деньги упали сначала от ста до одного, и, когда казна снова захотела ввести их, многие разорились…» [404] (гл. 24, с. 39).
Разоряли русское купечество и иными вводимыми под шумок «Тишайшим» мерами. Родес о том свидетельствует. Таможенники Алексея Михайловича, в очередных поисках прибыли, чем затем сильно прославится Петр I:
«своих собственных подданных, которые до того платили только за проезд, обложили пошлиной в 7% за все товары, которые они (русские) везут через границу» [409] (донесение №18, c. 101).
То есть собственное купечество этот странный мазохистического поведения царь каких-либо прибылей, оставив притом безпошлинную торговлю в пользу иностранцев, лишил. А зачем ему свое собственное купечество, если для поставленной ему масонами цели, которой является уничтожение нашей страны, поддерживать ему, царю, так сказать, всея ее окрестностей, следует, дабы избежать доброй порции мышьяку, все же купечество иностранное, а уж никак не наше отечественное. На что Родес, находящийся в Москве, замечает:
«торговля год от году увеличивается, и сюда прибывает все больше и больше купцов» [409] (донесение №18, c. 102).
Иностранных, понятно дело. Ведь таможня «Тишайшего» обкладывала лишь русских купцов с русскими товарами. Потому-то им взамен, ранее посещающим порты иностранные, количество иностранцев в России все увеличивалось.
Но и вообще вводится система окна-воронки, которой затем будет прославлен совершенно напрасно последователь Алексея по расхищению страны — Петр. Вот что о ее хитроумности сообщает итальянец Вимена да Ченеда:
«…доходы, получаемые Князем от государства, состоят из пошлин с товаров, привозимых в Московию, а не с вывозимых, именно же в десятой доле оных, или в десятом проценте цены их, наличными деньгами» [412] (с. 438).
То есть Россия при «Тишайшем», опять же — под шумок, была поставлена под окончательное разграбление инородчиной: вывозимые из страны товары, причем, исключительно иностранцами (наши-то купцы, что приведено выше, платили 7% за вывоз), пошлиной не облагались вообще!!!
А потому ко временам Кильбургера (1674 г.) ни о какой русской торговли русскими в своей стране речи уже не шло:
«Архангельским кораблеплаванием не занимаются руссы, а некоторые голландцы, гамбуржцы и бременцы, которые безпрестанно содержат в Москве своих служителей и приказчиков, в чем участвуют некоторые оседлые в Москве немецкие купцы, как-то: Даниил Гартман, Гейнрих Буденант, Адольф Гаутман, Вернер Миллер и Конрад Канненгиссер и пр.» [437] (с. 200).
«Гости суть царские коммерции советники и факторы и неограниченно управляют торговлею во всем государстве. Корыстолюбивое и вредное это сословие состоит из довольного числа людей купеческого звания и имеет голову или старшину; между ими есть несколько немцев, а именно: Клинк Бернгард и Фогелер в Амстердаме, и Томас Келлерман в Москве. Они рассеяны по разным местам государства и везде, по своему званию, имеют право покупать первые, хотя это не всегда делается для казенной выгоды... По корыстолюбию своему стесняют они везде большею частью торговлю. Простые купцы замечают и знают это очень хорошо; почему и говорят дурно о гостях. В случае какого возмущения опасаться надобно, чтобы народ не сломил шеи всем гостям. Они оценивают казенные товары в Москве, также располагают соболиным промыслом и соболиным ясаком в Сибири, равно и Архангельскою заморскою торговлею, и дают царю советы и проекты к учреждению казенной монополии. Они безпрестанно стараются подрывать торговлю Балтийскую и не давать ей нигде свободы, чтобы им только одним быть господами и набивать свои карманы. [437] (с. 201).
Так что и в делах торговли этот странный мазохизм Романовых не совсем понятен. Ведь даже в заповедную свою Сибирь этот весьма странный монарх дозволил иностранщине забраться — даже соболиные свои промыслы пожелал лучше дяде отдать, чем русскому человеку позволять на преимуществе своего места жительства наживаться.
Вот еще пример изобретения этим антинародным правителем очередных методов обирания народонаселения России. Алексей Михайлович, как свидетельствует Википедия:
«…ввел клейменые железные аршины, которые продавались по 60 или по 70 копеек; но тогдашнее купечество жаловалось как на запрещение своих деревянных неклейменых аршинов, так и на высокую, по его мнению, цену, наложенную на клейменые. Некоторые писатели указывают это недовольство в числе других причин, произведших первый бунт в царствование Алексея Михайловича» [536].
То есть кусок железяки у этого эдакого такого «тишайшего» шел чуть ли ни по цене коровы. Далеко ль после такого нововведения до бунта?
Оказалось, что не далеко. Народ в ту пору еще не был приучен к обиранию его до нитки. Потому, после введения такого вот новшества, бунтовал.
Вот еще вариант на эту тему даже не обирания, но устроения здесь у нас голода в пользу все той же любимой им чуть ли ни до слез заграницы. Понятно, распродаже русского зерна на сторону положил начало еще родоначальник Романовых — патриарх Тушинского вора — Филарет. Ведь для травли народа русского голодом требовалось, для начала, очистить его закрома от «излишков» хлеба (что через 300 лет распрекрасно и повторят, следуя уже когда-то пройденной дорожкой, продолжатели дел этого лжепатриарха — большевики). В отчете голландских послов в Россию Альберта Бурха и Иоганна фан Фелтдриля, посетивших Московию в 1630–1631 гг., насчет отношения Романовых как к иностранщине, так и к подвластному им народу, которому надлежит периодически голодать от такой политики «партии и правительства», сообщается:
«…к нашему великому государю, Е. Ц. Вел-ву, и Е. Вел-ва отцу, великому государю святейшему патриарху Филарету Никитичу Московскому и всея России, пишут и присылают многие великие христианские государи, английский король Карл, датский король Христиан и шведский король Густав-Адольф и другие, своих посланников и гонцов для переговоров о покупке хлеба и просят оказать им помощь и дозволить им покупать хлеб в Московском государстве, потому что они в нем нуждаются. И наши великие государи, Е. Ц. Вел-во и Е. Вел-ва отец, великий государь святейший патриарх, по своей государевой милости, обыкновенно исполняют просьбы этих государей и дозволяют им покупать хлебные запасы в Московском государстве…» [414] (с. 165–166).
А потому нам-де, голландцам, после такого более чем тщательного очищения русских закромов, мало чего перепадает. Однако ж закордонолюбивый наш двухголовый тех времен правитель, царь-отец и царь-сын, несмотря на уже вычищенные до блеска свои стратегические закрома, голландцам отказать не может. А потому:
«…пожаловал и дозволил им покупать в Московском государстве, для продовольствия своих ратных и служилых людей, в течение следующих трех лет по 200 тысяч четвертей в год, причем желают считать эти годы и начинать покупку хлеба с 1632 г.» [414] (с. 164).
Так было поставлено дело с нашим всенародным сокровищем, хлебом, уже первыми Романовыми. То есть патриархом Тушинского вора и его детищем.
Что после такого должно было периодически в нашем государстве случаться?
Голод! Ну и сопутствующие ему естественные народные возмущения — бунты. Их было достаточно, но пропаганда как следует потрудилась, чтобы, по возможности, упрятать о периодически случающихся этих хлебных бунтах сведения.
Библиографию см.: СЛОВО. Серия 3. Кн. 2. Клятва 1613 г. http://www.proza.ru/2017/05/10/1676
Свежие комментарии