«Согласно укоренившейся традиции, славу победы над татарами всецело приписывают главному воеводе князю Михаилу Воротынскому. Курбский хвалил его, но в сдержанных выражениях: “Муж крепки и мужественой, в полкоустроениях зело искусни”. Князь отличился под стенами Казани, но крупных самостоятельных побед у него не было.
Назначение Воротынского главнокомандующим связано было прежде всего с местническими законами — знатностью воеводы. Подлинным героем сражения при Молодях был молодой опричный воевода князь Дмитрий Хворостинин, формально занимавший пост второго воеводы передового полка. На его исключительные заслуги в войнах с татарами указывал осведомленный современник Джильс Флетчер. За два года до битвы при Молодях Хворостинин нанес сильное поражение крымцам под Рязанью. Но в полной мере его военный талант раскрылся во время войны с татарами в 1572 г. Именно Хворостинин разгромил татарский арьергард 28 июля, а затем принял на себя командование “гуляй-городом” во время решающего сражения 2 августа» [185].«Опричный воевода Дмитрий Хворостинин участвовал во многих войнах и боевых делах, но не потерпел ни одного поражения. Когда он вошел в преклонный возраст, решил принять монашеский постриг и завершил свой земной путь в Троице-Сергиевом монастыре» [193].
Кстати, именно он является и виновником отъема у врага пушек, взятых с собой турками для штурма Московской цитадели. Ведь именно он разбил арьергард врага, тем и оставив без защиты обозы, тянущиеся, безусловно, за войском.
Итак, разбитый татарский арьергард пронесся, спасая свои жизни, мимо опешивших турецких пушкарей, медленно тянущих свои мощные тяжелые орудия по разбитой дороге на тягловых клячах.
И вот показались их преследователи — опричники Хворостинина. Что было за этим — догадаться не трудно: орудийную прислугу турок либо рубили у лафетов, либо она разбегалась по лесам в чаянии спасти свою жизнь.Следом же за авангардом следовали казаки Черкашина. Они, похоже, с оставленными турками пушками быстренько, не мешкая ни минуты, и разобрались.
Куда эти пушки, спрашивается, девать?
А вот только туда, куда их и отправили, благо болот с обеих сторон дороги в переизбытке:
«казакам удалось потопить турецкую артиллерию» [179].
Вот в чем еще заключается дополнительная весомость этой операции, проведенной начальником опричников.
И вот, когда к просто самоубийственной контратаке во фронт Хворостинина, когда защитники при соотношении где-то 1 к 8 вдруг, ни для кого нежданно, ринулись из осажденной крепости на обескураженного таким поступком врага, конный засадный полк Воротынского ударил спешенным для атаки на гуляй-город татарам в спину:
«Не выдержав двойного удара, крымцы и турки побежали, бросая оружие, обозы и имущество. Потери были огромны — погибли все семь тысяч янычар, большинство крымских мурз, а также сын, внук и зять самого хана Девлета-Гирея. Множество высших крымских сановников попало в плен» [175].
Вот, судя по всему, когда нам помощь уже оказывали силы небесные. Ведь даже уничтожение двух третьих вражеского войска победу принести все равно не могло. Мы тоже несли потери, и общее число врага все равно многократно продолжало превышать число защитников. А потому страх, вынудивший врага прибегнуть к ретираде, очень похож на бегство, например, Тамерлана Тимура. Это связано со сретением крестным ходом в Москве иконы Владимирской Богоматери:
«В тот самый день (26 августа) и час, когда св. икону так торжественно встречали в Москве, Тамерлан задремал в своем шатре. И вдруг видит он во сне высокую гору, с вершины которой спускаются к нему святители с золотыми жезлами, угрожая ему ими; над ними в воздухе, в несказанном величии, в сиянии ярких лучей, стояла таинственная Жена, в багряном царственном одеянии, сиявшая “паче солнца молниезрачными лучами”. Вокруг Нее находилось безчисленное множество молниеобразных воинов, вооруженных огненными мечами. Грозно обратив свой взор на Тамерлана, Она повелела ему оставить пределы Русской земли, и в тоже время молниеобразные воины, подняв свои огненные мечи, устремились на него… Тамерлан, трепеща, проснулся от охватившего его ужаса. Созвав своих князей и военачальников, а также мудрецов и гадальщиков, он весь трясясь и стеная, находясь как бы в исступлении, рассказал им свой сон. Слушавшие сами пришли в трепет и ужас, а мудрейшие из созванных им объяснили, что виденная им во сне величественная Жена в царственном одеянии есть Заступница русских, Матерь Бога христианского и что сила Ее неодолима» [326] (с. 166).
«“Это Богоматерь — защитница христиан”, — сказал один из советников. “То нехороший для нас знак”, — молвил знаменитый полководец…» [327] (с. 329):
“Если русские имеют такую Помощницу, то мы напрасно идем против них”, и тотчас же отдал приказ своим полчищам повернуть назад. По дороге им стало казаться, что русские их преследуют, и азиаты обратились в настоящее бегство, давя друг друга, бросая оружие и добычу, и оставляя пленных.
Так по молитвам Пресвятой Девы Богородицы дарована была победа русскому воинству над страшным завоевателем без боя и пролития крови. А летописец, описав это событие, прибавляет: “И бежал Тамерлан, гонимый силою Пресвятой Девы”» [328] (с. 6, 7).
«…не наши воеводы прогнаша Темир-Аксака, не наши воиньства пострашили его, но страхом Божиим устрашился, гневом Божиим гоним бы…» [326] (с. 166).
Вот и здесь, как имеются свидетельства, страх на врага помогли нагнать помогающие христолюбивому русскому воинству русские святые:
«Кому-то из участников битвы было видение, что в критический момент на помощь изнемогавшим ратникам явились семь святых князей — Александр Невский, Борис и Глеб, Андрей Боголюбский, Всеволод Большое Гнездо, Юрий и Ярослав Всеволодовичи. Пришли с Небесным Воинством, незримо встали в ряды воинов и помогли опрокинуть татар» [188].
Русское громогласное Ур-РА опрокинуло вражеское войско, неделю до этого безуспешно штурмующее нашу деревянную крепостцу. И враг бросился бежать:
«Теперь захватчикам, явившимся за живой добычей, предстояло переправиться через Оку, чтобы унести ноги. Ока, как в достопамятном Двенадцатом году Березина для французов, стала для врага могилой. Пятитысячный корпус крымцев, оставленный для защиты переправ, погиб полностью. Были перебиты и те, кто спасался бегством» [193].
Так что шестикратно превышающая русское воинство своей численностью армия врага была наголову разбита.
«В ходе преследования русское войско полностью уничтожило 2 татарских заслона. До Крыма добралось около 5 тыс. человек» [187] (т. 5, с. 364).
«крымцы еще никогда не терпели такого кровавого поражения» [179].
То есть армия врага была практически истреблена! И если какие-то подлючие душонки, из числа не добитых «жидовствующих», еще продолжали периодически пакостить, частенько выдавая наши секреты врагу (например, сосредоточение Иваном Грозным летом 1572 г. главного удара на Ливонском фронте), то среди военачальников Ивана Грозного, получивших выучку Царской Опричнины, предателей уже не было. Что и предопределило нашу победу в данной военной кампании, когда нам приходилось сражаться сразу против половины государств Запада и, в то же самое время, против сильнейшего государства Востока с его многочисленными вассалами.
«После столь жестокого удара крымские ханы уже не думали о набегах на русскую столицу. Крымско-турецкая агрессия против Русского государства была остановлена. Опричник Аталыкин пленил командующего Дивей-Мурзу.
Чудом Божиим спаслась тогда Русь. Именно опричное войско сыграло решающую роль в победе. Это была победа, одержанная силой духа над силой физической, победа русского духовного оружия, создателем которого на Руси явился Царь Иоанн Грозный. Высочайшая эффективность этого оружия была доказана тогда в Великой битве при Молодях» [180] (с. 285).
«Вот так безславно закончился поход Девлет-Гирея на Русь. К сожалению, эта битва при Молодях выпала из нашей памяти, нет ее и в учебниках истории. А ведь мы должны помнить о тех, кому обязаны своей жизнью, тем, что мы есть. Мы должны помнить эти 20 тысяч опричников и казаков, которые под предводительством Воротынского, Хворостинина, Шуйского изрубили 120-тысячное татаро-турецкое войско. Мы должны отвесить низкий поклон предкам нашим за эту величайшую победу русского оружия!» [178].
Причем, что в очередной раз весьма символично, главной движущей силой победителей являлось подразделение, представляющее собой внутренние войска Ивана Грозного:
«Основную роль в битве сыграл пятитысячный отряд опричников под руководством князя воеводы Дмитрия Ивановича Хворостинина» [175].
Вот еще мнение. Здесь опричниками поименованы участники обходного маневра под командованием князя Воротынского:
«…в исходе битвы, решающей судьбу Руси, немалую роль сыграли именно опричники. Это их войско численностью в 5000 человек ударило в спину крымцам, штурмующим Гуляй-город» [194].
И вот финал:
«Потерпев страшное поражение, крымцы 20 лет не осмеливались показываться на Оке; восстания казанских и астраханских татар были подавлены — Россия победила в Великой Войне за Поволжье» [177].
«На Дону и Десне пограничные укрепления были отодвинуты на юг на 300 километров.
В конце царствования Ивана Грозного были заложены Елец и Воронеж — началось освоение богатейших черноземных земель Дикого поля [179]» [180] (с. 285).
Итак, подведем итог сражению при Молодях.
Ну, во-первых, фрагменты о ходе сражения заимствовались из совершенно разных источников, которые в чем-то расходятся, но говорят об одном и том же, пусть и с разных позиций.
И вот что в общей сложности вырисовывается из сложившейся в ту пору ситуации. Русь тех времен, обезопасив себя от извечных нападений с востока, аннексировав еще вчерашние очаги безконечных разбойных нападений со стороны Казани и Астрахани, а с юга ощетинившись многокилометровой засечной чертой против разбойников Крыма, стояла как никогда еще до этого крепко на ногах. Это позволило ей даже попытаться выбить врага с его извечного плацдарма для нападения на Русь — Прибалтики. Что и закончилось, вопреки даже ряду поражений, инспирированных предателями, все равно — в пользу Руси. Извечно агрессивные по отношению к нам немцы были заменены поляками, от наличия границ с которыми нам все равно никуда в ту пору было не уйти. Немецкая же агрессия, даже при видимом казалось бы нашем поражении, была основательно подорвана: юг Прибалтики достался полякам, а север шведам. Таким образом, границ с немцами и датчанами мы, наконец, были лишены. Так что даже здесь, несмотря на многочисленные измены Адашева, Сильвестра и Курбского, членов предавшей Ивана Грозного Избранной Рады, Русь, все равно, значительно улучшила свое международное положение. Все то же следует сказать и о внутреннем устроении государства при Иване Грозном. А ведь население страны увеличилось при нем более чем на треть.
Но, вопреки естественному восхищению нашим уровнем хозяйствования, вновь слышатся причитания — Русь-де стояла на краю гибели… Мало того Иван Грозный якобы во время центрального сражения века прохлаждался где-то там в глубоком тылу.
Однако ж и здесь следует ответить всем причитающим и ахающим историкам. Это напоминает, скажем, в 1941 г. «бегство» из-под осажденной Москвы Г.К. Жукова в блокадный Ленинград. Шла серьезная война, господа историки, а серьезная война требует к себе и серьезного отношения. Потому Иван Грозный, укрепив свой южный фронт, отправился на фронт северо-западный. И, между прочим, этим самым воинством, подготовленным им лично для проведения этого сражения, одержал победу.
Так стояла ли Русь действительно крепко, увеличив за Царствование Ивана Грозного количество способного носить оружия народонаселения, по разным оценкам от 35 до 50%, или же, как плачутся историки, была выкошена смертью и в любой момент могла прекратить свое существование?
Здесь проводим аналогию, например, с японской кампанией 1905 г.
Япония, как свидетельствует тот же Деникин в своих мемуарах, на фронт выставляла, в конце войны, уже стариков и детей. То есть людские ресурсы ее были подорваны, что прекрасно видно было и невооруженным глазом. А потому и война, объявленная масоном Витте для Японии победоносной (что, между прочим, не ратифицировал Николай II, тем принеся этой стране, надеявшейся исключительно на репарации, ужасный экономический кризис), на самом деле была вдребезги проигранной ею по всем статьям. Тоже следует сказать и о войне следующей. Пусть на полях 1-й мировой из-за перебоев со снабжением, устраиваемых, что теперь выясняется, все теми же масонами, достаточно долго испытывались некоторые трудности, однако потерь в живой силе мы имели меньше всех среди участвующих сторон. Несмотря даже на то, что это именно мы воевали сразу на три фронта. И революция у нас была устроена не потому, что у нас было что-то плохо, но лишь потому, что у врагов России, пилящих под собой сук масонов, среди которых были предатели на всех уровнях, даже среди царствующей семьи, было все хорошо. Им удалось застопорить на складах имевшиеся в огромнейших количествах: пулеметы, снаряды, патроны и даже винтовки. Все это оружие досталось впоследствии большевикам, позволив воевать несколько лет без каких-либо проблем по части снабжения, несмотря на устроенную ими разруху и стоящие все это время в бездействии военные заводы.
Но здесь, опять же, власть в стране взяли враги, а потому и объявили что война, на самом деле победоносная, Царской Россией якобы проиграна. Что далеко не так. Ведь даже посеяв в русской армии хаос, захватившие страну масоны победу России так и не смогли предотвратить.
Вот как о сдаче страны большевикам, спустя много времени, все же пробалтывается изменник и масон Керенский:
«Я констатирую Вам следующий факт: 24 октября 1917 года мы, Временное правительство, получили предложение Австрии о сепаратном мире. 25 октября произошел большевицкий переворот…» [323] (с. 94).
Так что в тот самый момент, когда было получено это долгожданное для русского человека сообщение, лишь выход утренних газет отделял Россию от полной победы, а Германию от тотального поражения. Страны же Антанты лишались возложенных на предателей надежд о расчленении и разграблении величайшей в мире Державы.
Совершенно не устраивал такой исход войны и «Мемфис Мицраим», затеявших мировую бойню. Потому: как получившие эту информацию агенты Антанты, так и агенты германского генштаба — затребовали от прикармливаемой ими клики срочного проведения государственного переворота.
Но для его проведения самим же масонским правительством Керенского давно все было подготовлено: правительство охраняли лишь женщины (женский батальон) и дети (юнкера). То есть охрана Зимнего носила исключительно символический характер. Но и в самом городе для защиты правительственных учреждений никакого серьезного охранения выставлено не было. Ведь и там защищать власть выставлены были лишь дети. И когда на них накинулись многочисленные вооруженные до зубов банды отпетых негодяев, что собой представляли в то время большевики:
«Группки юнкеров не могли и не думали сопротивляться» [324] (с. 160).
А потому:
«…военные операции были скорее похожи на смены караулов…» (там же).
Да никто, собственно, всерьез и не собирался воевать. А потому:
«Город был совершенно спокоен» (там же).
Потому в ту же ночь правительственный дворец был легко захвачен, причем, — с черного хода.
И нам теперь остается лишь констатировать, что «революция, о которой говорили большевики, свершилась» не тогда, когда затребовали ее «свершения» интересы этого самого «пролетариата», но именно в тот самый момент, когда этого свершения срочно затребовал германский генштаб!
За что и расплатился в твердой валюте…
А потому, вооружась данными сведениями, смотрим не на болтовню большевицких пропагандистов, а на уровень жизни и статистику рождаемости, которая только у России, несмотря на войну, и только у одной среди всех сражающихся держав, все так и оставалась в плюсе. Рождаемость на полтора миллиона так все еще и превышала убыль населения за счет потерь сразу на трех фронтах 1-й мировой войны. То есть Россия вновь побеждала и должна была стать победительницей.
Все то же происходило и во времена Ивана Грозного. Русь побеждала, несмотря на то, что воевала сразу на нескольких фронтах.
Вот теперь, с данных позиций, и поглядим: кто же это там стоял на грани своего уничтожения и порабощения Крымом и Турцией.
Да, крымский хан хвастался, что собирается в Москву в качестве правителя устанавливать новое иго. Ну, так мало ли кто в чем желает прихвастнуть? Ведь когда почти все мужское население этого же хана осталось в нашей земле навечно, он грамоты рассылал, что-де, мол, у границ наших он немножечко погарцевал на конике своем — ничего более. И мы ему, трясущемуся от страха нападения на Крым любого самого малозначительного воинского подразделения, должны теперь верить?
Вовсе нет. А потому прикинем-ка сами — что у нас здесь в то время на самом деле происходило.
Оборона наших южных рубежей всегда включала в себя вовсе не 20, а 60–70 тыс. человек. Ведь оборонять приходилось 600 км засечной черты. С какой стати в момент пусть и внезапного появления врага у нас обороняющихся войск должно было оказаться вдруг втрое меньше?
Всякая там чума, болезни или якобы смерть в Москве от огня сотен тысяч человек и еще сотен тысяч уведенных в плен неприятелем, годом ранее, тоже — полный бред. Ведь именно статистика говорит о том, что во времена Ивана Грозного население увеличилось в той самой пропорции, что и во времена Николая II. То есть все это наговоры. И если даже враги похвалялись, что 60 тыс. человек они убили и 60 тыс. увели в плен, то здесь и за версту видно, что цифры многократно преувеличены. Следует только припомнить всех и вся победителя Манштейна, одолевшего Россию лишь в своих насквозь лживых мемуарах. А потому и нам, дабы выяснить случившееся годом раньше битвы при Молодях, также следует списать эти циферки на их любовь к прибавлениям нулей. В противном случае дебет с кредитом ну никак не сойдется: если были бы у нас и действительно такие серьезные потери от татарского набега, то ну никак население страны не смогло бы за годы правления Ивана Грозного так серьезно взрасти.
Но сам набег был. И память его сохранила. Но Москва горела лишь потому, что кто-то из предков Новикова, на посту пахана подземного московского мира, имея прямой сговор с пропустившими мимо наших оборонительных рубежей этот татарский отряд предателями боярами, отдал распоряжение своим масонам контрабандистам во время нападения татар поджечь Москву сразу в нескольких местах. Уж такого удара в спину, понятно, никто не ждал, и ждать не мог. А потому Москва горела. Причем, татары даже ожидать конца этого пожара не стали, но просто удрали. То есть не были уверены, что не настучат им за такое по башке. Так сколько их было количественно, коль струсили даже конца пожара дождаться и на пепелищах порыскать в поисках обязательно оставленных богатыми боярами кладов? Ну, уж не 100 тыс., раз решили за лучшее поскорей уносить отсюда ноги — и чем быстрее, тем лучше — пока русские не опомнились… Скорее всего, коль прошли к Москве незаметно, их было никак не более 10 тыс. Потому и ушли, даже не дождавшись конца пожара…
И какие там десятки и даже сотни тысяч кем-то изобретенных пленных? Вы, дорогие уважаемые «историки», летом в лесу что ли не бываете? Не собираете грибы?
Если бы бывали, то уяснили, наверное, себе, что и сегодня-то там болото на болоте и путь среди них и окружающих эти болота чащоб отыщет только местный. Татарин, если не то что там за кем по лесам гоняться вздумает, но просто на сотню другую метров в лес заберется, будет после этого блуждать там неделю. Тут даже во время Великой Отечественной как-то немец, выйдя на нашу часть, плакал и рыдал от счастья, что вышел из леса, по которому плутал две недели. Однако ж плотность населения во времена Ивана Грозного была меньшей нынешней в десятки, а в Московской области и в тысячи раз. Так что — каково пришлось бы этому немцу 400 лет до этого?
Потому разговаривать серьезно о собирании каких-то там мифологических полонов по лесам, это все равно, что обсуждать утверждение иного их «рыцаря без страха и упрека» — Гудериана, который умудрился отчитаться перед Гитлером, что, дескать, пленил единовременно 50 тыс. вооруженных русских солдат, и вы не поверите где, — в лесах Брянщины. И, самое здесь смешное, именно в тот самый момент, когда его танки вообще застряли в грязи, о чем сам он и плачется. Правда, как сам же он и удивляется своему вранью, те же самые части, которые он росчерком пера лишил жизни, затем крепенько настучали ему по шарабану под Тулой…
Точно так и татары, домчавшие коней до Москвы, которую благополучно спалили не они, даже не просто могли, но, судя по задумке, обязаны были хвастаться десятками тысяч полоняников, захваченных ими летом в Подмосковных лесах. Тех самых, которые и сегодня-то довольно заболоченные, а уж в ту пору так и вообще непроходимые, поскольку уровень воды на несколько метров превышал нынешний (в частности, по реке Икше, которую ныне можно перейти в резиновых сапогах, ходили суда с якорями в человеческий рост). Речка Черная, представляющая собой на сегодня просто ручеек, на своих берегах когда-то имела Почернев стан — прототип нынешней Москвы: именно здесь когда-то ходили чуть ни океанские суда из акватории Москвы-реки в Клязьму.
Но и стены самого Московского Кремля, понятно, было кому в ту пору защищать. Потому-то и Иван Грозный вовсе не считает, что Русь в тот момент находится между жизнью и смертью. Но спокойно осматривает войска на южных рубежах, сосредоточенные здесь для защиты границ. После чего отправляется в Ливонию, где сосредоточились для контрудара основные силы страны.
Что, спрашивается, он там делает? И зачем нам эта чухонская страна Ливония так уж жизненно необходима?
Историки нас некогда убеждали, что у нас-де, сирых и убогих, не было выхода к Балтийскому морю. Потому-де Иван Грозный все это пресловутое «окно» в эту самую Европу пытался прорубать.
Но, спрашивается, нужен ли был нам этот самый выход к этому самому морю вообще? Ведь когда Петр I построил Петербург, иностранные суда почему-то не хотели сюда заходить, предпочитая пользоваться портами Белого моря. И торговля здесь вообще началась лишь после того, как Петр, не сумев обосновать построение этого своего северного Парадиза, просто принудил везти основные продукты нашего экспорта исключительно сюда. То есть когда он порты Белого моря вообще закрыл. Спрашивается, почему?
Роза ветров в наших широтах расположена так, что доставка грузов из центральных районов России к портам Беломорья будет обходиться много дешевле, чем ко вроде бы более близко находящемуся Петербургу. Да и плавание по Балтике, ох, какое еще и не безоблачное! Шторма здесь свирепствуют такие, что чуть ли ни каждое плавание по нему представляет собой серьезную опасность, о чем свидетельствуют практически все писавшие о плавании по нему иностранцы. Потому-то никому и не нужно было этого самого пресловутого «окна в Европу»: у нас двери прекрасные были. И именовались они Архангельском. Мало того, имелся незамерзающий порт Кола. Для чего нам какое-то «окно»?
В таком случае, спрашивается, зачем этот сыр-бор из-за Прибалтики вообще было поднимать?
А все дело в плацдарме для нападения на нашу страну. Ведь для вторжения врагу всегда требуется какая-то сопредельная с Россией территория, где они могли бы сосредотачивать свои войска. Вот сегодня, когда Прибалтику обратно отдали Западу, там как раз и происходит накапливание сил НАТО. То есть Прибалтика, в прошлом Ливония, опять готова, как при Александре Невском, стать таким плацдармом. Мы этой истории себе не уяснили, а потому, спустя тысячелетие оккупации этого края различными странами, вернули Прибалтику чухонцам, туземному населению этой земли, думая, при этом, что тем их облагодетельствуем, и теперь они станут с нами за это дружить. Но не тут-то и было. Здесь вновь возрождается фашизм и связанный с ним геноцид по отношению к оставшимся здесь после развала СССР нашим соотечественникам. Так что история вновь повторяется.
А как было в пору Ивана Грозного?
На нас с территории Ливонии, сколько она ни существует, постоянно нависала угроза нападения со стороны не граничащих с нами: Дании, Швеции, Германских государств и даже полностью сухопутных Венгрии с Австрией. Понятно, и самих ливонцев, в качестве пушечного мяса всегда готовых лезть на нас лишь потому, что они нас сами не понимая за что ненавидят. Это как западенцы на Украине: их в хвост и в гриву пинками, как скот, столетиями погоняли польские паны. Но ненавидят они, при этом, почему-то нас. Также и чухонцы. Вот, например, что сообщает о них знаменитый Адам Олеарий:
«И теперь еще в Леттии и Эстонии много потомков этих варваров, не имеющих ни городов, ни деревень, но являющихся рабами и крепостными на службе у поместного дворянства и у горожан в городах…
У них… женщины носят узкие платья, вроде мешков… Одежды их из плохого грубого сукна и холста, который они ткут и изготовляют сами. Летом носят они обувь из лыка, зимою же из недубленых грубых бычачьих и коровьих шкур. Большинство из них — бедные люди, у которых нет ничего, кроме того, что на них надето и что они кладут себе в рот…
Как сказано, это народ, живущий в рабстве и в тяжкой работе. Поэтому у них не найти много больше того, что на них или при них... Им оставляют лишь столько земли для хлебопашества, чтобы они еле-еле могли пропитать себя и своих детей в течение года. В некоторых местах, где много лесу, они уходят в лесную глушь, тайком устраивают себе там пашни, сеют и собирают зерно и закапывают его в землю. Если начальство узнает об этом, то зерно у них отнимается, а крестьянина [поступившего так] наказывают и бьют шпицрутенами… и бьют так сильно, что кровь струится с тела» [208] (с. 111–112, 115).
И все это на протяжении нескольких сотен лет!
Вот что сообщает о пригородах Риги, населенных чухонцами, то есть, по-современному, — латышами, голландец Николас Витсен, спутник посла этой страны в Московию — Борееля:
«…мы нашли деревню, где стояли на земле только 3–4 дома или избушки, остальные дома — это землянки, а вокруг них деревянные частоколы, воткнутые в землю. Землянки покрыты навозом и глиной… Место для сна — это угол, куда все лезут на подостланное сено. Пол грязный и мокрый… Очаг в середине, дым выходит из единственного отверстия. На детях, хотя было уже очень холодно, ничего не было, кроме рубах, а у большинства женщин верхняя часть тела ничем не покрыта… Я видел новорожденного, он лежал совершенно голый, без всяких пеленок, в корыте… Они… держат свиней в своих ямах в одном помещении с собой. У детей и поросят одна судьба: постоянно копаться в земле… короче, нищета такая, что невозможно описать, хуже, чем у рабов» [209] (с. 23–24).
Однако ж в самом городе Риге, что выясняется со слов все того же Витсена, в ту пору никакой этой чухонской шушерой и близко не пахло. Вот кто здесь проживал в те времена:
«Каждое утро здесь большой рынок с сотнями людей: поляки, русские горожане — не немецкие и курляндские крестьяне; продают там все. Местные крестьяне — очень бедные люди, они считают себя богатыми, если у них есть лошадь, топор, корова и лопата; они все крепостные, каждый находится под властью своего господина… язык их странный, и они не понимают горожан» [209] (с. 31).
И все потому, что горожане — поляки и русские. И это в момент обладания этим городом шведами!
Вот еще признак богатости у чухонцев:
«Самым богатым считается крестьянин, у которого большее количество детей, если он может удержать их у себя, ибо господа имеют власть торговать ими и продавать их» [209] (с. 35).
Как скотом…
И не скоты ли они и в действительности, если своим притеснителям и по сию пору готовы лизать задницу? А нас, из дерьма их вытащивших, — так люто ненавидят!?
Они готовы вообще на все — только бы русским как-либо подгадить. Достаточно вспомнить латышских фашистов — айсарков во время последней войны, и «лесных братьев» — после оной, и дружно шагающих в День лиги недобитых и новых фашистов уже сейчас. А потому они и сегодня запускают к себе наших врагов, чтобы им, врагам нашим, было — откуда на нас нападать.
Потому Ивану Грозному требовалось этот плацдарм у противника отнять. Причем, точно так же, как был отнят плацдарм для нападения тех же крымцев — Казань. Вот по какой причине Иван Грозный, несмотря на все сгущавшиеся тучи на юге, просто обязан был завершить начатое когда-то, но неосуществившееся за счет предательств, здесь — в Ливонии. Теперь он имел отличных военачальников, прошедших испытание полумонашеским образом жизни в рядах опричников. И потому он надеялся с их помощью все же отобрать у врага этот вечно нависающий над Русью плацдарм. Его, кстати, лучше было отдать полякам, чем оставлять в руках ливонцев. А ведь именно так, в конце-то концов, Иван Грозный и поступил.
Так что, подытожим, войну Иван Грозный, даже несмотря на то, что Прибалтику пришлось возвращать, выиграл: убрал со своих границ извечно лезущих на нас немцев.
Библиографию см.: СЛОВО. Серия 3. Кн. 4. Запрещенная Победа http://www.proza.ru/2017/05/10/1717
Свежие комментарии